В ночь на среду, 5 июля, не стало известного советского писателя Даниила Гранина. "Санкт-Петербург.ру" собрал десять ярких высказываний почетного жителя Северной столицы, которые он сделал на закате своей жизни.
О первых годах войны
«Я начал войну с первых дней, записался в народное ополчение добровольцем. Зачем? Сегодня я даже не знаю, зачем. Наверное, это была чисто мальчишеская жажда романтики. Как же без меня будет война, надо обязательно участвовать. Но ближайшие же дни войны меня отрезвили».
(Выступление Гранина в Бундертаге, 2014 год)
Фотоиз личного архива. Д.А. Гранина
«В первый год войны было очень много непонятного. Не могли винтовок нам напастись — не хватало их. Мне не досталось винтовки. Нам дали бутылки с зажигательной смесью. А где же наше оружие всё? Где наши самолеты? Почему немцы нас бомбят, а никакой защиты вроде истребителей на нашем участке фронта нет? Всё время возникало недоумение: а где всё? Ноги были в обмотках. А где сапоги? Нам выдали кавалерийские галифе. А где же нормальное обмундирование? Хотя бы б/у? Совершенно неожиданно вдруг обнажилась полная неготовность нашей армии к войне».
(интервью «Новой газете», 2017 год
«Никто не мог предсказать, что война продлится четыре года — ни военачальники, ни офицеры, ни рядовые. Если бы мне сказали, когда я добивался зачисления в армию: «Ты вернёшься, если выживешь через четыре года», я бы не поверил или не стал бы записываться в народное ополчение».
(интервью «Новой газете», 2014 год)
О Сталине и коммунизме
«Я понимаю людей, которые переписывают это прошлое, раскрашивают его всячески: ныне мы остались с очень страшной картиной мира. Это-то и есть самое ужасное: перед нами выжженная земля и трухлявые на ней пни. А почему это так? Потому что в российской истории, увы, совершенно некого любить. Я могу понять людей, любящих Черчилля, — именно по-человечески. В его личности есть пространство человеческого, которое как раз и позволяет как-то себя с ним, реальным, соотнести. Или де Голль, которого я тоже могу полюбить. Но совершенно не представляю, как можно любить Сталина».
(интервью «Новой газете», 2014 год)
«Я не знаю, что будет через год, два, три. Я не знаю, почему распался Советский Союз. Так же, как во времена Советского Союза я не знал, что такое коммунизм и что такое социализм. Понятия не имел. И даже видел, что именно не получается. Помните формулу коммунизма «от каждого по способностям – каждому по потребностям»? Но «каждому по потребностям» – это понимают все. А вот «от каждого по способностям» – никто не понимает. Потому что никто не знает, какие у него способности».
(интервью «Фонтанке», 2017 год)
На одной из послевоенных встреч с однополчанами. Фото: Из личного Д.А.Гранина архива
«Когда после войны мы потом рассказывали дома, что видели, нам не верили. Да мы и сами пытались оправдать поразившую нас разницу и защитить нашу жизнь. Не так-то было легко признать, что мы жили хуже всей Европы. Что Красная площадь — не самая красивая площадь мира и что есть площади покрасивей. Нам надо было хоть как-то защитить наше сознание. Ведь оказалось, что мы идиоты».
(из книги И.В. Оболенского «Четыре друга эпохи. Мемуары на фоне столетия»)
О творчестве и человеческих возможностях
«Понимаете, возможности человека безграничны. Я восхищен человеком. Это чудо. Человек – это чудо, и мы не понимаем, что мы имеем дело с самим собой как явлением чуда в смысле каких-то возможностей души, возможностей ума, образования, возможностей физиологических.
Вот у меня недавно была тяжелая болезнь очень. И врачи, когда я выздоровел, сказали: «Мы не понимаем, почему вы выздоровели. Вы не должны были выздороветь». Это мне очень приятно. «Вы должны были умереть». Я говорю: «Ну ведь случаются, наверное, в вашей практике и другие варианты?» – «Да. И это всегда чудо, это всегда какой-то ангел-хранитель. Мы разводим руками».
(интервью «Эху Москвы», 2015 год)
«Я думаю, что надо поразмыслить над тем, что тот же Эрмитаж мог бы иметь свои филиалы на Урале, на Дальнем Востоке, в Сибири. Огромные запасники, которые есть в Эрмитаже, позволяют сделать если не полноценные, то хотя бы представительные музеи. Не выставки, а стационарные музеи. Огромные запасники есть во всех музеях».
(интервью «Российской газете», 2006 год)
Фото: «Новая газета»
«Да не хочу я быть авторитетом! Не претендую. Все это мешает работать. Звонят, отвлекают. Не нужна мне эта слава. Я знал людей, которым известность доставляла удовольствие, они радовались, что их узнают на улице. Но честно относиться к своей славе очень трудно».
(интервью журналу «Собака», 2014 год)
«Я написал три десятка книг, но даже если бы у меня было собрание сочинений томов в девяносто, как у Льва Толстого, а любви в моей жизни не было, то никакого удовлетворения эти тома мне бы не принесли. Cейчас, к концу жизни, я не думаю про книги, которые написал, и не угрызаюсь, что мог бы написать их больше. Я вспоминаю людей, которых любил, с которыми чувствовал себя совершенно счастливым».
(интервью Lenta.ru, 2015)
